Сахалинские каторжанки. Мемуары 18+. Продолжение
Татарский пролив
Татарский пролив — это самоё тёплое море Сахалина, особенно его середина. А посёлок Мгачи как раз посередине острова и уселся. Купаться мы начинали в мае, а заканчивали в октябре. В августе вода у пляжа может прогреться до 24 градусов — не ахти какой цинус, но круче, чем холодные воды Охотского моря. Хотя с каждым метром вглубь моря, вода в проливе всё холоднее и холоднее, её исторический максимум 18 градусов летом. Пляж всегда полон людей, кажется что всё наше шеститысячное население только и валяется под солнцем сутра до вечера.
«Шесть раз облезешь, только тогда загоришь!« — наша поговорка.
Есть у нас и деревянный пирс, к которому подходят русские и японские корабли, загружаются углём и уходят. С пирса можно нырять, ловить рыбу и целоваться по вечерам. А мужики развлекаются по другому: доплыть до буйка — подвиг, а доплыть до корабля — стать легендарным пловцом до самой смерти. Каждый год кто-то тонул: рыбаки на лодках, пьяные ныряльщики и дети. Дальневосточное море коварно, чуть-чуть зазевался и жди беды! Так что как бы ни кричали политики о сказочном ДВ - это суровый край для суровых людей. И курортом ему не бывать никогда. А мы? Ну что мы... мы народ закалённый.
Наш дом и папка огородник
Посёлок Мгачи — это практически одна длинная улица (6 километров). Та часть, что упирается в берег моря, называется Рудник, а противоположная часть — Восток. Дом Зубковых стоит как раз посередине (на улице Восточной). Это маленький деревянный дом на двух хозяев. В одной половине живёт мой дед Вавила и бабушка Паша, а в другой мы. У нас две комнатки и кухня с большой русской печью. Уборная во дворе. Вода в колодце. У деда с бабой всё то же самое. Вокруг дома огород, сараи и две летние кухни. Огородов много, одних только картофельных полей несколько штук, иначе не выжить. А ещё большая грядка клубники — для себя и на продажу. Теплица с помидорами и огурцами, малина, чёрная смородина и грядки, на которых растёт всё. А вот фрукты, зерновые, бахчевые, подсолнечник и кукуруза у нас никак не хотят расти из-за холодного климата. Но отец каждый сезон героически пытался что-нибудь да вырастить из вышеперечисленного списка. Безрезультатно! Иван Зубков был очень серьёзным огородником: если он не на работе, то в огороде. Это тяжело. Очень. Поэтому когда он дома, то у него всегда есть тихий час. Ну и у мамки тоже (та такая же огородница), вот она-то муженька к дневному сну и приучила, работая в детских яслях. Я по мере сил помогала с картошкой, с прополкой. Но предки меня сильно не нагружали, старались не портить дитю детство. «Не хочешь, иди!» — их лозунг. А вот уборка в доме и мытьё посуды — это моё любимое занятие (посуду до сих пор люблю мыть, нервы успокаивает).
— Пап, ты уже который год арбузы в теплице садишь. Ну и чего? Эта зелёная хрень только место занимает!
— Ну, донь, два маленьких арбузика, полгрядки всего.
— Полгрядки — это два ведра помидоров, папочка!
— Иди, обжора, отсюда! Ишь, дух селекции на корню прям давит. Мать и та, молчит, а этой что ты, всего ей мало, мало, мало!
— Я не о том: умные-преумные дяди и до тебя сто лет пытались тут всё такое вырастить. Ну если не растёт! Зачем силы тратить? Вон ты и так устаёшь, как собака.
— Да что б ты понимала, козявка! Я только на этих арбузах и отдыхаю душой и телом.
— Как так?
— Наш огород — это жрачка. А тут творчество. Понимаешь, творчество!!!
— Не.
— Ну иди, иди, вот станешь этой... как тебя там, писакой, тогда поймёшь.
О, спорт, ты...
Когда спускаешься с горки в посёлок по трассе, то взгляд тут же натыкается на футбольное поле с ласковой, натуральной травкой. Наше поле было очень добротным, за ним следили. Поэтому другие команды любили приезжать во Мгачи на соревнования. И каждый раз это событие! На лавочках полно зрителей, собак и почему-то ворон. А те, кто шли с работы домой, из бани или с магазина, конечно же, задерживались и глазели. И заметьте, никакого пива! Но встречались и отщепенцы футбольного фанатизма. Например, мой отец. Он не по-детски выбивался из шумной толпы болельщиков и предпочитал свой любимый огород и эксперименты с кукурузой.
— Хрущёв номер два! — обзывала его мамка и заваливалась болеть у экрана телевизора.
Болела она за всё: за футбол, хоккей, синхронное плаванье, фигурное катание и так далее. А так как я любила валяться рядом с мамкиным большим и пышным животом, то мне приходилось болеть тоже, но больше за беговые лыжи, так как я всю юность им посвятила: у меня второй взрослый разряд. А как школу закончила, так и спорт забросила. Болеть тоже.
— Ребятки на химикатках! — обзываю я спортсменов и переключаю телевизор на другой канал.
Грустно как-то. Или просто состарилась, азарта нет. Ушёл азарт. Увы.
Каток
Зимой футбольное поле самым загадочным образом превращалось в ледовый каток. Всем поселковым детям, независимо от достатка, покупались (перепродавались, передаривались) коньки, и они катались. Я тоже: пируэты там всякие — это запросто! Ездили мы по скользкому льду всегда до ночи. Могучие шахтёры для такого дела даже столб в землю вкопали, фонарь на него повесили. Ну, чтоб молодёжи веселее было круги по полю нарезать. В общем, самые яркие моменты социализма, то есть нашего маленького социума, именно на Мгачинском катке и проявились: я лечу, Оксанка летит, Ирка летит, Толик летит на нас — куча мала, упали! Упали, встали, дальше поехали — на столб наехали, упали. Встали и покатились по домам — на коньках прямо по проезжей части. Потом по тропинке во дворе, по прихожей, по коридору, по ворсистому ковру — бух, бух, бух. Плюх на диван:
— Ма-а-а-ма, снимай коньки, сил больше нет!
Мать:
— Вань, снимай с неё коньки, сил у этой больше нет.
Отец:
— Кошка, беги снимать коньки, сил у хозяйки больше нет.
Я:
— А-а-а-а, плохие вы, уйду я от вас!
А Ваня, Валя, кошка хором мне и отвечают:
— Проваливай, токо шнурки на коньках потуже затяни — разболтались.
Жирные шахтёры
На острове много угля, поэтому много и шахт. В 70-е годы шахтовые посёлки жирели на фоне всеобщего дефицита. Южно-Сахалинск, Поронайск, Долинск и прочие сахалинские города-шушеры погрязли в очередях. И только в валютных магазинах «Берёзка», хоть что-то нормальное и можно было купить. Нет, нам их тоска была неведома. Лучшая рыба — шахтёрам, лучшее мясо — шахтёром. Полки, ломящиеся от товаров только в шахтёрских посёлках и городках. Одежда и обувь из Японии — тоже нам (за рубли). Выбор одежды огромен! Посуда — на любой вкус. А зарплаты: шахтёры получают 300-600 рублей в месяц и дорога в отпуск оплачивается. Отец Иван в забое не работал он, как электрик, получал приблизительно 300, частенько бывало и меньше. А у моей мамки (воспитатель в д/я) всего 120 рублей. Но мать легко могла прокатать в отпуске папкины 1000-2000 рублей. Удивляло меня только одно:
— Мам, мы столько денег прокатываем летом, а живём в сраной маленькой хатке без удобств. Ну давайте не поедем в отпуск три года и купим нормальный дом.
Но вы послушайте что ответила мне эта «наимудрейшая» женщина (моя мать):
— Инна, билеты на самолёт шахта оплачивает всей семье. И мы три года будем терять такую халяву? Да я же не переживу!
Ну да, она бы этого не пережила, поэтому и прожила всю жизнь в маленьком-малюсеньком доме без удобств. Сами ведь понимаете, при Горбачёве и Ельцине мудреть было поздно.
День шахтёра
День шахтёра во Мгачах — самый главный праздник, главнее Нового года. Сначала у поссовета проходит митинг (явка всем обязательна): выступает поселковая администрация, руководство шахты, заслуженные шахтёры, коммунисты, комсомольцы, пионеры, октябрята. Ну и всё. А далее — концерт на площади: местная самодеятельность развлекает всё остальное нетворческое население. А вечером, конечно, пьянки. Пьют все, у кого уже есть на руках паспорт. Из окон и на улицах льётся горькая-прегорькая песня «Гудки тревожно загудели, народ бежит густой толпой, а молодого коногона несут с разбитой головой...» И пока вы ни услышите эту песню из уст самих шахтёров, вы никогда не поймёте как тяжел шахтёрский труд.
Злой дух новостроек
К 1970-80 годам шахта Мгачи окончательно разжирела и принялась за строительство нового микрорайона. А так как посёлок находится в длинной узкой ложбинке между двух сопок, то было решено возводить серию пятиэтажек на пригорке. Строили их быстро, но людям пожить в них долго и счастливо так и не удалось. Власть в стране переменилась и шахтёры годами (!) работали задарма, даже не думая бастовать. А в 1997 году шахтовое начальство намеренно затопило все подземные разрезы, предварительно вытащив японское оборудование, продало его налево, и сбежало в Америку со всеми шахтовыми деньгами. Посёлок Мгачи окончательно обнищал и стал разрушаться. Сегодня пустые глазницы «новостроек» чёрными печальными взглядами встречают редких гостей посёлка. Постапокалипсис. Печально.
Но мой рассказ не об этом. 1980 год (мне 12 лет) — самое время лазить по стройкам и играть с пацанами в войнушку. «Бух-бух-бух» — стучат наши шаги по новым лестничным пролётам без перил. Страшно! Пятый этаж самый жуткий. А Инночка боится высоты. Но на всю оставшуюся жизнь девочку напугало не это, а страшный-престрашный дедко сторож. Он возник из ниоткуда и схватил меня за плечо. Я поворачиваю голову, перед моим лицом болтается длинная чёрная борода, безумно сверкающие глаза и кривой рот:
— Куда прёшь, малявка?
— Я, дедушка, мимо шла!
— Вот и иди себе мимо!
И я, как ветер, понеслась домой по лесу, а не по дороге, потому что обсикалась от страха. Тайком переодев штаны в родимой хате, я выдохнула:
— Всё-таки оборотни существуют!
— И где же ты их видела? — крикнула из кухни мать.
Что я, прям щас возьму и расскажу ей, как подсудными делами занимаюсь — по стройкам шастаю? Нет, конечно! Поэтому ответила просто:
— Ай, самые настоящие оборотни — это карапузы в твоих детских яслях, мамочка!
Валентина Николаевна аж присела:
— Да ну?
— Волки, как есть волки.
— ???
— Ну да, были б они людьми, их бы не сдавали на семидневку. От греха подальше!
— Донь, да ты чё, у нас одна такая группа на все ясли.
Я задумалась:
— И сколько иродов в группе?
— Та человек двадцать всего!
— Плохо дело. Эти выродки вырастут и дадут нам всем просраться!
«Ну или проссаться, — вспомнила я свои обсиканые штанцы. — Ах да, дедко охранник! Надо про него страшилку придумать и однокашников пугать.»
— На одной заброшенной стройке бродит черный-пречерный дух старого сторожа, он подкарауливает пьяных шахтёров, которым так и не выдали квартиры в новостройках, и пугает их до усери! А тем хоть бы хны: так и продолжают жрать водку и скулить жалобные песни:
Ох, шахта, шахта, ты — могила.
Зачем сгубила ты меня?
Прощайте, все мои родные,
Вас не увижу больше я.
Мои атеисты
Мгачинцы — это русские и татары, в основном комсомольцы-добровольцы и их потомки. А если и были бывшие каторжане, так те давно уже сгинули. Как ни странно, но комсомольцами-добровольцами являлись и татары, поэтому ни о какой мусульманской религии в посёлке слухов не ходило. А уж о православии тем более. Мне даже странно было смотреть фильмы про русскую глубинку, где бабушка втайне передаёт внуку христианский крестик. Или как в Великую Отечественную солдаты перед боем целуют свои кресты. Чудно! Наши ж бабки и деды все сплошь взращены революцией. А кто не был ей взращён, тот по углам прятался и с внуками общался, как могила с надгробием! Я за своей родной бабой Пашей такое тоже замечала: придёшь к ней в гости, а она то молчит, то у бога смерти просит. Рукой махну и айда во двор к ребятам:
— По смерти она соскучилась, ишь, молодая ещё!
А про бога я вовсе не думала. Ни церкви у нас не было, ни мечети. Однако, мать моя тоже всё любила смерть поминать:
— Ну какая там душа! Умру и всё, чернота и пустота, и та не для меня.
А отец так вовсе жутко матерился на религии да на бога. И вообще, материться — это его любимое занятие. Но ему матюки прощали: как проснётся с утра, так и заведёт свою волынку.
— Ай, чем бы дитя ни тешилось! — говорили односельчане, но на всякий случай Ивана Вавиловича обходили стороной.
Много воды утекло с тех пор, так и умерли мои родители атеистами. В 2010 году во Мгачах крохотную часовенку всё-таки поставили. А я... А что я? У меня муж из бывших: из физиков-ядерщиков. Так мы с ним до сих пор в поиске.
+7-962-125-15-15
Спасибо. На сахкоме, телеграмм, здесь...)
(Это не телеграмм, это сайт. Или наберите в поисковике ЛИТМАРКЕТ Инна Фидянина-Зубкова)