Письмо врача

Виктор Киманович Ан - заслуженный врач России. 

Он родился 10 января 1937 года в Углегорске Сахалинской области. Ему довелось учиться сначала в японской, затем в корейской, а уже потом в русской школах. В 1965 году Виктор Киманович окончил Хабаровский Государственный Медицинский Институт и по завершении обучения работал хирургом на Сахалине. Сейчас он награжден медалями и орденами, работает в Москве, но помнит о нашей области. 

Мне прислали его письмо. Решила его не редактировать. Просто поделиться с вами:

"

Все, кому пришлось пройти сквозь тяжкие годы войны, они запомнились на всю жизнь. И каждому - по-своему.

Я родился на юге Сахалина в 1937 году. Первым языком, на котором я начал говорить, а потом писать был японский. И учиться я, естественно, начал в японской школе - других не было.

Когда мне было около восьми лет Вторая мировая война шла к своему завершению. И летом сорок пятого года война закончилась в Европе и началась в Азии, Советский Союз начал освобождать Дальний Восток и Сахалин от Японских агрессоров. У нас на Дальнем Востоке Японскими муниципальными властями стали активно распространяться и всячески поддерживаться слухи о жестокости и дикости советской армии, поэтому жители стали строить себе землянки в лесу, подальше от деревни. И когда мы услышали об их приближении, почти вся деревня поспешила спрятаться в лесу.

Вместе со всеми ушла и наша мама, больше всего опасаясь за нас, маленьких детей. Несколько недель мы жили в лесу. Благо время было теплое. Питались, чем придется. Ели скудные припасы из дома и все, что можно было собрать в лесу. Сухари и крупа быстро закончились.

Время шло, а о «зверствах» русских ничего не было слышно. Вроде никого не трогали. Люди стали поговаривать о возвращении в деревню.

Староста решил отправить одну семью как бы на разведку. Выбор почему-то пал на нас. Если с нами ничего не случится, следом вернутся и остальные. Зачем-то нам велели повязать на руки красные повязки. И мы пошли: мама, я и двое моих братьев. Самым старшим был я. Среднему брату - шесть. Младшему - год. Мать держала нас за руки, а младший поместился в корзине за плечами. Высовывалась только голова.

Дорога хоть не дальняя, но трудная, каменистая, петляла из стороны в сторону - то поднималась вверх, то спускалась вниз.

Не далеко от деревни нам встретился автомобиль с открытым верхом. В нем ехал офицер и солдаты. Офицер - рядом с водителем, что это офицер мы поняли по фуражке с козырьком. Остальные в пилотках. Сзади два бойца с винтовками за плечами. Винтовки со штыками.

Поравнявшись с нами, автомобиль затормозил. Офицер обернулся и что-то сказал двум солдатам с винтовками на непонятном мне тогда языке. Солдаты вышли, а машина поехала дальше.

Мы продолжали свой путь. Солдаты шли за нами на некотором расстоянии. Было от чего испугаться. Мама схватила нас крепко за руки, но старалась не показывать страха. Солдаты проводили нас до самого дома и быстро ушли.

Через некоторое время к дому подъехал уже другой автомобиль. Офицера в нем не было. Рядом с водителем боец с винтовкой. Когда они вошли, мы стали жаться к маме. Сразу вспомнились «страшилки» о русских солдатах, «не знающих жалости ни к кому».

Думали, пришли нас убивать.

Надо было видеть нас в ту минуту. Тощие и грязные, готовые вот-вот разреветься, мы держались за мамину юбку. Правда, пришедшие не были бородатыми и страшными, как часто говорил нам учитель.

Молодые ребята, опрятно одетые, они знали, что мы не понимаем по- русски. Один из них поманил меня пальцем, как самого старшего. А я еще крепче ухватился за маму. Он улыбнулся и снова поманил меня.

Я рискнул. Солдаты вышли из дома и знаками показали мне следовать за ними. Мы шли к магазину. Страх понемногу отступал. Магазин был открыт, солдаты вошли внутрь. Я вошел следом. Большую часть товаров уже вынесли, но кое-что осталось. Солдаты быстро нашли немного крупы, какие- то консервы, положили их в заплечные мешки. Мне дали небольшие кульки с продовольствием. И мы вышли. Дверь заколотили валявшимися досками.

Втроем вернулись домой. Увидев меня живым и невредимым, мама чуть не расплакалась от радости. Все это время, пока меня не было, она сидела и держала на руках моих младших братьев.

Бойцы, поискав глазами стол, молча стали выкладывать продукты из мешков. И достали еще что-то. Это был русский хлеб. Раньше хлеба мы не видели. Его заменяла нам рисовая лепешка. Что-то сказали на непонятном языке, посмотрели на нас, улыбнулись и вышли. Мы услышали затихающий звук отъезжавшей машины.

Позже я догадался, что русский солдат сказал солдатам. Увидев бредущих с матерью по дороге оборванных, грязных детей, он приказал солдатам проводить нас до дома. Чтобы ничего не случилось. Да и посмотреть, как мы живем. Солдаты выполнили приказ и доложили командиру. Вероятно, они получили задание снабдить нас какими-нибудь продуктами...

К десяти годам я уже говорил на русском, и какое-то время искал нашего безымянного спасителя. Но, увы...

Жизнь сложилась так, что мне везло на хороших людей. Среди них немало известных и уважаемых...

Спустя годы я уехал в Хабаровск, в 1965 году окончил там медицинский институт. Три года врачевал на Сахалине. Через некоторое время мой учитель и благодетель - академик Александр Наумович Рыжих позвал меня к себе в Московскую клинику. «Слепил» из меня хирурга. Надеюсь не последнего десятка.

Но не могу не вспомнить один эпизод из жизни. В 1973 году мне посчастливилось быть лечащим врачом Арама Ильича Хачатуряна - личности незаурядной, не только в музыке.

В то время в нашей клинике не хватало оборудования и медикаментов. Я как-то поделился своей озабоченностью с Арамом Ильичом...

Однажды под вечер, уставший после трех операций, присел у медицинского поста, мысленно перебирая все моменты прошедших операций. Проголодался - восемь часов в операционной...

Вдруг в коридоре появились люди военной выправки. Началась суматоха. Композитора собрался навестить Председатель СССР Совмина Алексей Николаевич Косыгин. Хачатурян пригласил заведующего отделением и меня в палату. И когда Косыгин стал прощаться, Арам Ильич обернулся к нам и спросил:

-         А почему не поделитесь с Алексеем Николаевичем вашими проблемами?

На этом вечер не закончился. Мы остались вдвоем. Хачатурян посмотрел на мой тусклый и усталый вид и сказал.

-  Ох! Я чего-то проголодался. Есть хочу! Но в одиночку не привык. Прошу к столу!

После ухода высокого гостя стол был заставлен всякими вкусными изысками. Заморив червячка, я вдруг увидел, что Арам Ильич ничего не ест...

* * *

Прошло семьдесят лет с окончания самой кровопролитной войны XX века. 9 мая отметили юбилей Победы. Окончание войны отпраздновала моя родная деревня на Сахалине.

Я вспоминаю с благодарностью русского офицера и трех солдат, спасших нас от голода, не пожалевших хлеба. До сих пор помню его терпкий запах.

Вероятно, они и моя дорогая мама во многом определили для меня критерии жизненных ценностей.

И такие люди (я благодарен судьбе!), как и Арам Ильич, встречались мне по жизни.

Сердца их, прошедших через ужасы самой страшной войны и многие тяготы и передряги послевоенных лет, да и разные жизненные испытания, которых на долю каждого выпало не мало, не огрубели, чувства не притупились. Их души сохранили способность понимать, сострадать и чувствовать чужое горе, боль и заботы как свои. Это и мне помогает держаться на уровне, отвечать людям взаимностью. Иначе настоящим Врачом не будешь.

Виктор Киманович Ан, Заслуженный врач России

2015 г. Москва